Медицинские истории. Реальные смешные истории в медицине. Объединённое Врачебные истории реаниматолога

Попал я как —то раз в жёсткую аварию и получил очень серьёзные травмы . Слава медицинскому Богу , врачи мне попались опытные и все необходимые операции провели быстро и качественно . И вот лежу я после операций , восстанавливаюсь понемногу , но вот ходить , да и вообще , в принципе , двигаться тогда не мог . На фоне длительной обездвиженности пристала ко мне неприятная болячка , под названием двусторонняя пневмония и дошло до того , что лечить её пришлось в реанимации . О ней и пойдёт речь .
В отличии от большинства местных пациентов , я пребывал в сознании и ясном рассудке и , разумеется , сразу перезнакомился с медсестрами . Последним это было в радость , ибо смены в реанимации долгие , а поговорить иной раз ой как хочется . Да и я был рад этому , ведь молча лежать весь день и большую часть ночи просто осматривая обстановку оказалось весьма скучным занятием .
Мне всегда казалось , что в реанимации работают этакие мужики в юбках , которым и коня на скаку остановить ничего не стоит , и буйного пациента к койке привязать . Но нет , все медсестры оказались абсолютно простыми девчонками , очень милыми и женственными . Кстати , один буйный у нас в палате был , но с ним очень быстро справились . Колоритный был персонаж . Весь покрытый татуировками (насколько я мог видеть ), горластый , общающийся исключительно отборной матерщиной сельский пастух . В реанимации лежат по причине черезчур обильных алкогольных возлияний .
Любимым временем была ночь . Ночью люди склонны к более откровенным разговорам , чем я и пользовался , подолгу ведя беседы с моими хранительницами . Однажды в разгар такой беседы в палату привезли нового пациенты . Здоровенный парень , татарин , громко стонал и , как мне показалось , задыхался . В ту ночь я единственный раз в жизни видел , как наносится прекардиальный удар . Но парню и это не помогло , минут через десять после поступления его уже вынесли . Вперёд ногами . Как оказалось , у него случился обширный инфаркт миокарда . В 24 года .
Была и ещё одна смерть в нашей палате . Тучная женщина , мирно лежавшая возле окна , вдруг перестала дышать . Её тоже не удалось спасти , несмотря на адреналин , дефибрилляторы и весь прочий комплекс реанимирующих мероприятий . Две смерти на палату за десять дней , Медсестры сказали что это еще совсем не самая плохая статистика .
Однако и моё время лечения подошло к завершению . Не могу сказать , что не хотелось уезжать , но с дежурной медсестрой попрощался очень тепло . Повезло мне с ними . Впереди предстояла ещё целая череда реабилитаций , но это уже совсем другая история …

Этот мой материал-исповедь вышел в 15 июня 2000 года и был посвящён Дню медицинского работника. В те годы мы много писали об уникальной семье железногорских врачей - Асе и Владимире Лаишевцевых. Она - врач СЭС, он - реаниматолог-анестезиолог. Владимир Александрович ушёл из жизни семь лет назад - в апреле 2009-го, ему был 61 год. Ася Хадыевна - полтора года назад. Недавно позвонила младшая дочь Лаишевцевых - Юля и сообщила, что, разбирая бумаги родителей, нашла вот эту публикацию. Она попросила в память об отце ещё раз её напечатать. Потому что написана исповедь была (теперь чего уж скрывать) со слов Владимира Александровича. И позвонила Юля, сама того не ведая, аккурат в Международный день анестезиолога - 16 октября. Мы решили выполнить просьбу. Тем более, что за 16 лет, которые прошли после выхода статьи, ничего в этом мире не изменилось.

Я реаниматолог. А если быть более точным, то peaниматолог-анестезиолог. Вы спросите, что предпочтительней? Я вам отвечу: хрен редьки не слаще. Одно дежурство ты реаниматолог, другое - анестезиолог, но суть одна - борьба со смертью. Её, проклятую, мы научились чувствовать всем своим нутром. А если говорить научным языком, то биополем. Не верьте, что она седая и с косой в руках. Она бывает молодая и красивая: хитрая, льстивая и подлая. Расслабит, обнадёжит и обманет. Я два десятка лет отдал реанимации, и я устал...

Я устал от постоянного напряжения, от этого пограничного состояния между жизнью и смертью, от стонов больных и плача их родственников. Я устал, в конце концов, от самого себя. От собственной совести, которая отравляет моё существование и не даёт спокойно жить после каждого летального исхода. Каждая смерть чеканит в мозгу вопрос: а всё ли ты сделал? Ты был в этот момент, когда душа металась между небом и землёй, и ты её не задержал среди живых. Ты ошибся, врач.

Я ненавижу тебя, проклятый внутренний голос. Это ты не даёшь расслабиться ни днём, ни ночью. Это ты держишь меня в постоянном напряжении и мучаешь постоянными сомнениями. Это ты заставляешь меня после суточного дежурства выгребать дома на пол все медицинские учебники и искать, искать, искать... ту спасительную ниточку, за которую ухватится слабая надежда. Нашёл, можно попробовать вот эту методику. Звоню в отделение - как там больной?

Каким оптимистом надо быть, чтобы не сойти с ума от всего этого. Оптимизм в реанимации - вам это нравится? Два абсолютно несовместимых понятия. От стрессов спасается кто как может, у каждого свой «сдвиг». Принимается любой вариант: бежать в тайгу в одиночестве, чеканить по металлу, рисовать картины маслом, горнолыжный спорт, рыбалка, охота, туризм... Мы спасаем людей, а увлечения спасают нас.

Спасать... Мы затёрли это слово почти до пустого звука. А ведь каждый раз за ним стоит чья-то трагедия, чья-то судьба. Спросите любого реаниматолога - сколько человек он спас? Ни за что не ответит. Невозможно сосчитать всех, кому ты помог в критический момент. Наркоз дал - и человек тебе обязан жизнью.

Почему-то больные анестезиолога врачом вообще не считают. Обидно, ей богу. Звонят и спрашивают: а кто оперировал? И никогда не спросят, кто давал наркоз, кто отвечал за жизнь больного во время операции? Мы посчитали: пять тысяч наркозов в год даёт анестезиолог. Пять тысяч стрессов - только от наркозов! Ведь каждый раз ты берёшь на себя ответственность за чужую жизнь: ты, анестезиолог, отключаешь у больного сознание, и тем самым лишаешь его возможности самому дышать, а значит, жить.

Больше всего мы боимся осложнений. У нас говорят так: не бывает маленьких наркозов, бывают большие осложнения после них. Иногда риск анестезии превышает риск самой операции. Может быть всё, что угодно - рвота, аллергический шок, остановка дыхания. Сколько было случаев, когда пациенты умирали под наркозом прямо на операционном столе. Перед каждой операцией идёшь и молишь Бога, чтоб не было сюрпризов.

Сюрпризов мы особенно боимся. Суеверные все стали... насчёт больных. Идёшь и причитаешь: только не медработник, не рыжий, не блатной, не родственник и не работник НПО ПМ. От этих почему-то всегда неприятности. Чуть какие подозрения на «сюрприз» возникают, трижды сплевываем и стучим по дереву.

Нас в отделении 11 врачей, и у всех одни и те же болячки: ишемическая болезнь сердца, нарушение сердечного ритма и... радикулит. Да, да, профессиональная болезнь - радикулит. Тысяча тяжелобольных проходит через наше отделение за год, и каждого надо поднять, переложить, перевезти... Сердце барахлит у каждого второго из нас - как только эмоциональное напряжение, так чувствуешь, как оно в груди переворачивается.

Говорят, американцы подсчитали, что средняя продолжительность жизни реаниматолога - 46 лет. И в той же Америке этой специальности врачи посвящают не более 10 лет, считая её самым вредным производством. Слишком много стресс-факторов. Из нашего отделения мы потеряли уже двоих. Им было 46 и 48. Здоровые мужики, про таких говорят «обухом не перешибёшь», а сердце не выдержало...

Где тут выдержишь, когда на твоих глазах смерть уносит чью-то жизнь. Полгода стоял перед глазами истекающий кровью молодой парень, раненый шашлычной шампурой в подключичную артерию. Всё повторял: «спасите меня, спасите меня». Он был в сознании и «ушёл» прямо у нас на глазах.

Никогда не забуду другой случай. Мужчина-инфарктник пошёл на поправку, уже готовили к переводу в профильное отделение. Лежит, разговаривает со мной, и вдруг зрачки затуманились, судороги и мгновенная смерть. Прямо на глазах. Меня поймёт тот, кто такое испытал хоть раз. Это чувство трудно передать: жалость, отчаяние, обида и злость. Обида на него, что подвёл врача, обманул его надежды. Так и хочется закричать: неблагодарный! И злость на самого себя. На своё бессилие перед смертью, за то, что ей удалось тебя провести. Тогда я, помню, плакал. Пытался весь вечер дома заглушить водкой этот невыносимый душевный стон. Не помогло. Я понимаю, мы - не Боги, мы - просто врачи.

Сколько нам, реаниматологам, приходилось наблюдать клиническую смерть и возвращать людей к жизни? Уже с того света. Вы думаете, мы верим в параллельные миры и потусторонний мир? Ничего подобного. Мы практики, и нам преподавали атеизм. Для нас не существует ни ада, ни рая. Мы расспрашиваем об ощущениях у всех, кто пережил клиническую смерть: никто ТАМ не видел ничего. В глазах, говорят, потемнело, в ушах зазвенело, а дальше не помню.

Зато мы верим в судьбу. Иначе как объяснить, что выживает тот, кто по всем канонам не должен был выкарабкаться, и умирает другой, кому медицина пророчила жизнь? Голову, одному парню из Додоново, топором перерубили, чуть пониже глаз - зашили - и ничего. Женщину доставили с автодорожной травмой - перевернулся автобус, переломано у неё всё, что только можно, тяжелейшая черепно-мозговая травма, было ощущение, что у неё одна половина лица отделилась от другой. Все были уверены, что она не выживет. А она взяла и обманула смерть. Встречаю её в городе, узнаю: тональным кремом заретуширован шрам на лице, еле заметен - красивая, здоровая женщина. Был случай, ребёнка лошадь ударила копытом - пробила череп насквозь. По всем раскладам не должен был жить. Выжил. Одного молодого человека трижды (!) привозили с ранением в сердце, и трижды он выкарабкивался. Вот и не верьте в судьбу. Другой выдавил прыщ на лице (было и такое!) - сепсис и летальный исход. Подобная нелепая смерть - женщина поранила ногу, дело было в огороде, не то просто натерла, не то поцарапала - заражение крови, и не спасли.

Хотя, где-то в глубине души, мы в Бога верим. И если всё-таки существуют ад и рай, мы честно признаёмся: мы будем гореть. За наши ошибки и за людские смерти. Есть такая черная шутка у медиков: чем опытнее врач, тем больше за его спиной кладбище. Но за одну смерть, которую не удалось предотвратить, мы реабилитируемся перед собственной совестью и перед Богом десятками спасённых жизней. За каждого боремся до последнего. Никогда не забуду, как спасали от смерти молодую женщину с кровотечением после кесарева. Ей перелили 25 литров крови и три ведра плазмы!

Мы перестали бояться смерти, слишком часто стоим с ней рядом: в реанимации умирает каждый десятый. Страшит только длительная, мучительная болезнь. Не дай Бог, быть кому-то в тягость. Таких больных мы видели сотни. Я знаю, что такое сломать позвоночник, когда работает только мозг, а всё остальное недвижимо. Такие больные живут от силы месяц-два. Был парень, который неудачно нырнул в бассейн, другой - прыгнул в реку, третий выпил в бане и решил охладиться... Падают с кедров и ломают шеи. Переломанный позвоночник - вообще сезонная трагедия - лето и осень - самая пора.

Я видел, как умирали два работяги - хлебнули уксус (опохмелились не из той бутылки), и я врагу не пожелаю такой мучительной смерти.

С отравлениями в год к нам в отделение поступает человек 50, из них 8-10 не выживают. Не то в этом, не то в прошлом году был 24-летний парень, с целью суицида выпил серную кислоту. Привезли - он был в сознании. Как он жалел, что сделал это! Через 10 часов его не стало. А 47-летняя женщина, что решила свести счёты с жизнью и выпила хлорофос. Запах стоял в отделении недели две! Для меня теперь он всегда ассоциируется со смертью. "

Кто-то правильно определил реаниматологию, как самую агрессивную специальность: манипуляции такие. Но плохо их сделать нельзя. Идёт борьба за жизнь: от непрямого массажа сердца ломаются рёбра, введение катетера в магистральный сосуд чревато повреждением лёгкого или трахеи, осложнённая интубация во время наркоза - и можно лишиться нескольких зубов. Мы боимся допустить малейшую неточность в действиях, боимся всего...

Боимся, когда привозят детей. Ожоги, травмы, отравления... Два года рёбенку было. Бутылёк бабушкиного «клофелина» и - не спасли. Другой ребёнок глотнул уксус. Мать в истерике - сама, говорит, бутылку еле могла открыть, а четырёхлетний малыш умудрился её распечатать... Самое страшное - глухой материнский вой у постели больного ребёнка. И полные надежды и отчаяния глаза: помогите! За каждую такую сцену мы получаем ещё по одному рубцу на сердце.

Мы, реаниматологи, относимся к группе повышенного риска для здоровья. Вы спросите, чего мы не боимся? Мы уже не боимся сифилиса - нас пролечили от него по несколько раз. Никогда не забуду, как привезли окровавленную молодую женщину после автомобильной аварии. Вокруг неё хлопотало человек 15 - все были в крови с головы до пят. Кто надел перчатки, кто не надел, у кого-то порвались, кто-то поранился, о мерах предосторожности не думал никто - какой там, на карту поставлена человеческая жизнь. Результаты анализов на следующий день показали четыре креста на сифилис. Пролечили весь персонал.

Уже не боимся туберкулёза, чесотки, вшей, гепатита. Как-то привезли из Балчуга пожилого мужичка - с алкогольной интоксикацией и в бессознательном состоянии. Вызвали лор-врача, и тот на наших глазах вытащил из уха больного с десяток опарышей. Чтобы в ушах жили черви - такого я ещё не видел!

В последние годы всё чаще больные поступают с психозами. От жизни, что ли, такой. Элементарная пневмония протекает с тяжелейшими психическими отклонениями. Пациенты соскакивают, систему, катетеры вытаскивают, из окна пытаются выброситься… Один такой, пьяный, пнул в живот беременную медсестру - скажите, что наша работа не связана с риском для жизни.

Про нас говорят - терапия на бегу. Мы всё время спешим на помощь тем, кому она крайне необходима. Нас трудно представить спокойно сидящими. Народ не даёт нам расслабиться вообще. Молодёжь падает с высоты - веселятся на балконе, открывают окно в подъезде и садятся на подоконник - шутя толкаются... За последние три месяца у нас в отделении таких побывало несколько человек. Семнадцатилетняя девочка упала с восьмого этажа, хорошо на подъездный козырёк. Осталась жива.

Сколько мы изымаем инородных тел - можно из них открывать музей. Что только не глотают: была женщина, проглотила вместе с куском торта пластмассовый подсвечник от маленькой праздничной свечки. Он острый, как иголка - пробурил желудок. Столько было осложнений! Очень долго боролись за её жизнь и спасли. Из дыхательных путей достаём кости, орехи, кедровые, в том числе. Как-то привезли женщину прямо из столовой - застрял в горле кусок непрожёванного мяса. Уже к тому времени наступила клиническая смерть, остановка дыхания. Сердце запустили, перевели на аппарат искусственного дыхания, но... спасти не смогли - слишком много времени прошло. И такие больные - один за другим. Покой наступает только после дежурства, и то для тела, а не для головы. Иду домой и у каждого встречного вглядываюсь в шею. И ловлю себя на мысли, что прикидываю: легко пойдёт интубация или с осложнениями? Приходишь домой, садишься в любимое кресло и тупо смотришь в телевизор. В тисках хронического напряжения ни расслабиться, ни заснуть. В ушах стоит гул от аппаратов искусственного дыхания, сейчас работают все пять - когда такое было? Приходишь на работу, как в цех, поговорить не с кем: целый день только механические вздохи-выдохи.

Даже после смены в голове беспрерывно прокручиваются события минувших суток: а всё ли я сделал правильно? Нет, без бутылки не уснёшь. А денег не хватает катастрофически. Иной раз получишь эти «слезы» (2700 на две-то ставки) и думаешь: на кой мне это всё надо? Жил бы спокойно. В какой-то Чехословакии реаниматолог получает до 45 тысяч долларов в месяц! У нас в стране всё через... катетер. Врачи, как, впрочем, и вся интеллигенция, в загоне. Одно утешает - что ты кому-то нужен. Ты спас от смерти человека и возродился вместе с ним.

Говорят, этот месяц, июнь, опасен для сердечников: значит, добавится работы и нам. Кстати, надо нитроглицерин купить, в нагрудный кармин положить, у меня, кажется, закончился...

Продолжаю добавлять новое в реальных смешных историях мед работников.

Из диалога родственницы больного и начмеда:
- Конечно, шея заболит, раз ваши подушки такие плохие!
- Наши и плохие?! Да если бы Вы знали, сколько на них больных поумирало!

Из истории болезни, назначение:
T. Omeprazoli - 20 mg
п/к 2 р/день (сложно таблетку ввести подкожно)

Из диалога больных:
- Вы знаете, я бананами совершенно брезгую. Во-первых, они жутко вредные, а во-вторых - из собирают негры, а они все от рождения генетически больны гонореей.
- Нет, это неверно. Не все, большинство.

Из диалога кардиохирурга и врача реанимационного отделения.:
- У больного гемоглобин 52 г/л. Почему вы не провели онкопоиск (ФГДС, бронхоскопия и прочее)???
- На момент поступления больного в отделение реанимации предполагалось, что онкопоиск боудет проводиться в условиях патологоанатомического отделения...

"Мимо реанимации проскочить нельзя. Разве что прямо на кладбище."

Зав. отделением:
- Я весь в кровище, как Буратино...

Странно, вводили седатив одному больному, а спит другой...

"Засыпая в кровати с сигаретой, помните, что пепел на полу может оказаться вашим."

Регламентированная запись в и/б при реанимации:
"... больному показано введение ядовитых лекарственных веществ." (об атропине)

Разговор с асоциальным больным, с туберкулёзом, пред плевральной пункцией:
- Новокаин переносите?
- Не знаю.
- У стоматолога бывали?
- Нет.
- А где все зубы?
- Сам удалял.
- Как сам?
- Плоскогубцами.
- Может, сами себя и пропунктируете?
- Так мне со спины не видать.
- Я вам зеркало поставлю...

Разговор в сестринской:
- Беременным нужно есть овощи, как можно больше овощей...
- Если есть одни овощи, можно Чипполино родить!

Секретарь шефа:
- Алло! Реанимация? Вы не могли бы отреанимировать Нокию, а то совсем сдыхает.

Больная с обширным инфарктом миокарда:
- Я принимала каптоприл, а потом, видно, купила поддельный. Ну, он меня и подделал... И уделал!

Запись в и/б (обход доцента и зав. отделением):
"... учитывая динамику ЭКГ и отсутствие повышения уровня маркеров повреждения миокарда в крови, складывается представление об эпизоде острой коронарной недостаточности некоронарогенного генеза."

Давление у больного невысокое. Точнее, можно скзать, что его вообще нет.

Хирург, осматривя больную с клиникой перитонита:
- А может, он у неё цетрального генеза?

У меня был пациент - несколько ходок, весь в татуировках, три инфаркта...
- А как у них инфаркты обозначаются?

Рентгенолог Н.А. обсуждает с зав. отеделением на посту снимки больной, которую в данный момент реанимируют:
- По снимкам - ничего особенного, даже положительная динамика, но (посмотрев на больную), по-моему, она себя нехорошо чувствует...

Больная правой рукой совершает постоянные мелкие движения и уже удалила мочевой катетер.
- Да, это известно. Мошонку чешут перед смертью.

Разговор с хирургом 2 х.о.:
- У нас больной лежит - не то профессор, не то академик...
- А зачем он у вас лежит? Для них есть специальная больница - больница Академии наук!

Рентген-техник, усиленно дыша в сторону:
- Какой снимок вам нужен?
- Обзорный.
- Обзорный сердца или обзорный лёгких?

Здравствуйте, это О.В. У вас лежит больная М., это мама моего очень близкого друга. Как её состояние? Я так за неё переживаю!
- Состояние крайне тяжёлое...
- Ну хорошо. Я сегодня улетаю в Египет. Вы не могли бы прислать мне смс-ку, если она умрёт?

О чём вы подумаете, если на приём приходит молодая девушка и говорит, что ей всё время не хватает воздуха и хочется сделать глубокий вдох, чтобы протолкнуть воздух в лёгкие?
Ответ медсестры (студентка 5 курса): О том, что у неё тугой лифчик

Ну, женщина мне говорит:"Заходите завтра - завтра будут." Я вчера пришёл завтра, а там мужик. Я говорю:"Мужик, тут вчера была женщина, и она мне обещала!"

Старшая сестра:
- Попрошу сестёр уходить в декрет строго по графику. А график составлять заранее...

Из истории болезни: "Осмотр в приемном отделении.Больная лежит на кушетке и ритмично стонет."

Диагноз при поступлении в ЛОР-отделение: " Муха в ухе"
Диагноз при выписке: "мухи в ухе нет".

Жена одела на голову мужу кастрюлю.Поступает с диагнозом:"Голова в инородном теле".

Скорая как-то написала "ушиб всей бабушки..."

Запись в карте реаниматолога: "Несмотря на проводимую терапию у больного появились трупные пятна".

Диагноз: "Общая пришибленность организма".
Из дневника в истории болезни: "Больной в коме. Ночь проспал спокойно".

"Состояние больного тяжелое. Вызван реаниматолог. Изо рта запах алкоголя. Употребление алкоголя не отрицает".

D одной больничке титульные листы историй болезни заполняла полуграмотная бабулька. В одной из таких историй лечащий врач обнаружил запись "Профессия: пес-кастрюльщик". Стали выяснять что же это за профессия такая. Оказалось - пескоструйщик.

"Несмотря на проводимое лечение ухудшения не наступило".

Хирург в амбулаторной карте: "...Диагноз: злачная опухоль - рак..."
Он же в объетивном статусе: "ПИС - в норме". Долго не могли расшифровать... оказалось: печень и селезенка - в норме

В карте стационарного больного запись анестезиолога-реаниматолога: "реанимационные мероприятия без эффекта - очнулся сам".

«… На груди и спине — большая рваная кофта…»

«У больного обнаружено несварение картошки».

«Температуру сбивали встряхиванием градусника».

«Диагноз: рваная рана пасти и колотая рана моргал».

«… Больной был доставлен в травмпункт с многочисленными родственниками…»

«Больной считает себя Кутузовым на основании того, что так записано в его паспорте».

«… Отказался закрыть один глаз под предлогом того, что не хочет спать…»

«Реакция Вассермана положительная, реакция больного — нет».

«… Больная чувствует себя хорошо, ей еще ни с кем так не было».

«Сердце больного и он сам ритмично бьется…»

«Флюорография больного выявила неисправность индукционной катушки рентгеновского аппарата».

«Больной заявил, что мочеиспускание у него в последнее время сопровождается нестерпимым удовольствием…»

«Перестал ходить под себя. Ходит вокруг да около».

«Клизму переносит хорошо, матерится шепотом...»

«Больной думает, что он шибко умный, а мы нанимались тут его лечить за гроши».

«В районе копчика явственно прощупывается проход, ведущий в глубь больного. Проход хорошо просматривается, без отклонений, прямой, хорошо развитый. На ощупь длина кишечника больного составляет 10-14 метров. Это нормально».

«До поступления в нашу клинику больной проходил обследование у инопланетян. В выданной ими справке написано: «Билет автобусный, проезд в один конец»…»

«По словам больного, ему очень помогает настойка боярышника…»

«После удаления из-под кровати больного ведра с краденой хлорной известью, у него пропали кашель и выделения изо рта и носа».

«Обратился с жалобой на острое, режущее похмелье, жар труб».

«Больная от лечения отказалась, мотивируя это слабым здоровьем, а также тем, что она не больная, а маляр…»

«На ощупь больной оказался ростом 150 см, девушка…»

«В последние две недели стул у больной нормализовался до частоты ноль раз в день».

«Перед смертью больной выглядел молодцом, ни на что не жаловался. Такое состояние продолжилось и после смерти больного».

«Полсе проведенного лечения полностью восстановились мыслительные функции, на лбу появились нормальные морщины, проступили извилины…»

«… От лечебного ежедневного просмотра таблицы для проверки зрения отказался…»

Девочка развивается нормально, яички в мошонке. (в мед карте)

"Больному дан рецепт, который просим съесть."

"Также левый глаз сказал, что не видит нормально"

"Цвет стула пахнет очень плохо"

"В 87 году удалена карцинома яичника, которая чувствовала себя хорошо"

"Сделаем с больного ксерокопию и дадим ему с собой"

"Упал, выгуливая велосипед"

"Кончим больного несколькими дозами преднизолона в течение пары дней"

"Расказывает, что уши по утрам довольно болезненны, особенно, когда поднимает их с подушки"

"Использование правго уха на левой стороне не рекомендуется"

"На пальце ноги воспаление. Удалим все пять пальцев"

"Больной смог нормально говорить правым ухом"

"Заболел диабетом. Болеет до сих пор"

"Больной получил симптоматическое лечение, польза от которого была временной"

"Яичко и половые члены"

"Больной пришел показать средний палец"

"При чистке картошки заболел правый голеностоп"

"В день независимости упал с унитаза"

"С утра губы начали опускаться"

"Больной - шофер. В остальном здоров."

"Употребляет в день 20 бутылок пива. Утверждает, что пиво единственная подходящая для него
пища. Употребление алкоголя отрицает"

"Состояние удовлетврительное. В настоящий момент мертв".

Больная до приезда скорой помощи половой жизнью не жила. (Из истории болезни)

Больная утверждает, что инопланетяне живут у нее дома под видом тараканов. (Из истории болезни)

Больного в палате нет - значит, состояние удовлетворительное. (Из истории болезни)

Больной в постели активен, часто меняет позы. (Из истории болезни)

Больной мочился тонкой, нежной струйкой. (Запись в карте вызова бригады "Скорой помощи")

Больной связывает заболевание с приемом пищи - вчера выпил и закусил колбасой, лежавшей на производстве. (Из записи в больничном листе)

В нижней трети правой голени колотая рана (петух клюнул). (Из диагноза)

В результате нереализованной агрессии путем учащенного мочеиспускания собака проявляет свой протест в отношении хозяина. (Из диагноза ветеринара)

В руках у девочки треснула посуда и разлетелась на стеклянные части, частично впившись в ее организм с целью травмирования. (Из истории болезни)

Диагноз предварительный: потертость левой пятки. Диагноз окончательный: перелом правой ноги. (Запись в листе нетрудоспособности)

Диагноз: ОРЗ. Заключительный диагноз: ожог левой лопатки. (Из истории болезни)

Жалобы больного: мочеиспускание плюс высокое давление. (Из больничной карты)

Жалуется на зрение: уже не может отличить девушку от женщины. (Из истории болезни)

И клизму сделали, а он все равно молчит. (Из истории болезни)

Лечился домашними средствами: утром пил водку, в обед - вино. (Из истории болезни)

Нарушая предписанный ему режим, больной ввел в организм поросенка с хреном. (Из истории болезни)

Отмечается улучшенное состояние больного - он самостоятельно протягивает ноги. (Из истории болезни)

При осмотре наружных половых органов нарушений не выявлено - яйца в мошонке. (Из истории болезни)

Состояние больного удовлетворительное, температура нормальная, стула не было, был обход профессора. (Из истории болезни)

Еще раз спасибо за отклики!!!)))

Смерть в реанимационном отделении - частая гостья. Ее редко кто видит, но некоторые слышат, а многие ощущают ее близость. По словам врачей и сестер, годами работающих с крайне тяжелыми больными, приходит она тихо, почти неслышно...

Я дежурила в реанимационном отделении, - рассказывала медсестра одной из больниц, - когда из-за аварии внезапно погас свет. Я сразу схватила дыхательный мешок и начала вентилировать легкие молодого человека, еще не проснувшегося после наркоза. Вдруг за спиной я услышала тихие шаги. Казалось, что кто-то ходит радом в мягких войлочных тапочках. Когда свет включили, больной был мертв".

А вот рассказ медсестры из другой больницы:
"В палате для крайне тяжелых больных умирал от рака печени молодой человек. Таких больных не реанимируют, а ставят капельницу с обезболивающим и снотворным препаратами. Больной спит без боли и мучений до самой смерти, но никто из врачей и сестер не приближает ее. Эвтаназия (право на смерть) законом и, что самое главное, современной врачебной моралью запрещена. Я пришла заменить капельницу и услышала за спиной тихие шаги. Обернулась и увидела, как простыня над больным слегка приподнялась, а потом опустилась на место. Он вздрогнул, неглубоко вздохнул и выдоха уже не сделал. Я закрыла ему глаза, связала полотенцем руки и в этот момент услышала, как шаги удаляются".

16-летнюю девушку изнасиловала банда подонков. А чтобы замести следы, выбросила с четвертого этажа на асфальт. В операционную ее привезли в критическом состоянии. Артериальное давление уже не определялось. Сразу же начались реанимационные мероприятия. На этот раз тихие шаги услышали сразу несколько человек из реанимационной бригады. "Выведите из операционной посторонних!" - сказал дежурный хирург, и шаги удалились. Девушку спасли. Уже потом, когда ее жизнь была вне опасности, врачи и медсестры вспоминали: кто же мог зайти к ним в операционную? Оказалось, что никто посторонних не видел, но шаги слышали почти все.

В реанимационном отделении одной из больниц Санкт-Петербурга пустует палата N5. Там стоит приготовленное к списанию оборудование, и сотрудники отделения без особой надобности стараются туда не входить. Дело в том, что много назад в палате умирал заведующий этим отделением. Умирал он от рака легких долго и мучительно. С тех пор в этой палате живет призрак профессора. Я, признаться, успел застать курс научного атеизма в институте и в подобные рассказы не верил.
В 1992 году к нам на работу пришла молоденькая медсестра, сразу, после училища. Дежурство было спокойное, и ей разрешили поспать несколько часов. Ради прикола мы отправили спать ее в ту самую палату. Разумеется, для чистоты эксперимента про призрак не рассказывали. Где-то через час раздался дикий крик. Я никогда не слышал, чтобы так кричала женщина. Мы вбежали в палату и принялись успокаивать медсестру. Через полчаса она пришла в себя и рассказала, что к ней подошел одноглазый мужчина, прикоснулся к ее лицу и сказал: "Это моя кровать!"
Даже если до сестры и дошли слухи о привидении, то о том, что покойный заведующий потерял на войне глаз, она не могла знать. С тех пор мы подобных экспериментов не повторяли, и палата продолжает пустовать.

В реанимации, проще говоря, в оживлении внезапно умершего больного главное – время. Несколько секунд в ту или в иную сторону могут предопределить успех или неудачу. Разумеется, первая удачная реанимация для каждого врача-кардиолога – событие памятное, незабываемое.

Я тоже помню мою первую успешную реанимацию, которой вначале я безмерно гордился. Но потом мои воспоминания об этом событии окрасились более сложными, менее однозначными чувствами.

Его фамилия была Раков. Более того, родился он первого июля, то есть и по гороскопу он был Раком. В то время я сделал для себя небольшое открытие, заметив, что многие из больных острым инфарктом миокарда встречают в больнице свой день рождения, то есть инфаркты у них (а у некоторых – и смерть) приходились на месяц, предшествующий дню рождения. Так что, я внимательно отслеживал даты рождений больных на титульных страницах историй болезни. И Раков, кстати, не выпадал из этого правила. Конечно, на всё это я обратил внимание позднее. А моя первая встреча с ним, тогда ещё безымянным для меня пациентом, произошла благодаря его смерти и потребовавшейся реанимации.
Если быть совсем точным, я видел его и раньше, когда заходил в палату во время вечернего обхода отделения.

Добрый вечер. Как самочувствие? Жалоб нет?

Никто из пациентов четырёхместной палаты, лежащих и сидящих на своих койках, ни на что не пожаловался, и я, пожелав им спокойной ночи, отправился дальше, не обратив особого внимания ни на одного из них, в том числе и на Виктора Ракова. Из этой палаты никто по дежурству не передавался, так что никаких оснований разбираться с ними детальнее у меня не было.

Вскоре после того, как я закончил обход и расположился в ординаторской с пачкой историй, раздался сигнал тревоги – меня вызывали на реанимацию. Я бросился в палату интенсивной терапии, в которой лежали самые тяжёлые больные, но реанимация предстояла не там. Ещё не добежав до этой палаты, я увидел, как медсестра Галя вывозит из неё на специальной каталке дефибриллятор – угловатый металлический ящик со шкалой вольтметра и тремя топорными пластмассовыми кнопками.

В двадцатую, – крикнула она мне на ходу.

В двадцатой палате на полу лежал лысоватый мужчина лет сорока-пятидесяти. Выяснилось, что он внезапно потерял сознание – прямо во время разговора.

Выйдите все, – приказал я двум больным, замершим на своих койках.

Один из них отвернулся в сторону и не смотрел на лежащее тело. Другой, напротив, уставился на него и на нас. Третий больной, очевидно, и вызвавший сестру из блока, заглядывал из коридора через раскрытую дверь.

Мне доктор запретила ходить, – сказал любопытный больной.
- Тогда отвернитесь к стене.

Пульса на шее не было. Распахнув полосатую больничную пижаму на груди больного, я приставил трубку и убедился, что ударов сердца не слышно. Снимать электрокардиограмму было некогда. Алгоритм действий в отделении был такой: проводить дефибрилляцию сразу, не тратя время на съёмку ЭКГ. Потому что, если у больного фибрилляция, то электрический разряд может ему помочь, а если асистолия – хуже от разряда дефибриллятора не будет.

Опытная медсестра уже включила в сеть дефибриллятор и стояла наготове с двумя электродами, обтянутыми многослойной марлей, уже облитыми водой. Совместными усилиями мы подсунули плоский широкий кругляш под спину лежащего без сознания человека. Второй электрод, меньшего диаметра, на длинной изолированной ручке я приставил к его груди над областью сердца и скомандовал сестре и себе:

Все отошли! Заряд… – и убедившись, что стрелка на шкале дефибриллятора переместилась в выделенную красным зону, продолжил: – Разряд!

Тело больного дёрнулось от электрического удара.

И почти сразу у него появилось сердцебиение. Он пришёл в себя. На электрокардиограмме не было отрицательной динамики, сохранялись признаки крупноочагового инфаркта миокарда, который развился неделю назад.

Я был тогда горд своим успехом – после нескольких реанимаций, которые завершались встречей с патологоанатомами, я смог оживить умершего человека.
До этого неудачные реанимации следовали у меня одна за другой. У меня даже временами стала появляться крамольная мысль – можно ли, вообще, кого-нибудь оживить дефибрилляцией? Или это я такой неумелый?

И вот, наконец, мне это удалось. Я испытывал к этому больному особые чувства: не то материнские, не то хозяйские. Наверно, они были сродни чувствам акушера, впервые принявшего в свои руки новую жизнь.

Пациент – простой человек рабочей профессии, похоже, так и не понял, что с ним произошло, не догадывался, что он вернулся с того света. И что у него теперь мог бы быть ещё один знак зодиака – по дате реанимации, если бы эти знаки не совпадали.

Как положено, больного после реанимации перевели в палату интенсивного наблюдения, где он провёл несколько дней, а затем вернулся на свою койку в 220-ю палату.
Ещё через несколько дней эту палату и ещё пару палат передали мне. Я уже не помню, почему. Врач, которая их вела, не то заболела, не то ушла в отпуск, и её палаты пришлось поделить между оставшимися врачами.

Я стал разбираться в историях доставшихся мне больных, знакомиться с ними самими. Вместе с другими больными я получил и Ракова. Вот так я стал его лечащим врачом.
Течение инфаркта у Ракова было обычным, если не считать фибрилляции, причина которой так и осталась неясной.

Но что-то ещё было не так. Какой-то неестественный цвет лица. По анализам крови – небольшая анемия. Жалобы на одышку, временами – кашель. Какие-то боли в груди, не очень похожие на сердечные.

Я стал копать. Повторил все анализы крови. Назначил повторный рентген грудной клетки – не только в прямой, но и в боковых проекциях.

Рентген и выявил у больного опухоль левого лёгкого, скрывавшуюся на первом снимке за тенью сердца. Вызванный на консультацию онколог диагностировал неоперабельный рак последней – четвёртой – стадии.

Больному ничего говорить не стали. Сообщили о неожиданной находке его жене, и через некоторое время выписали его домой.

Сколько он ещё прожил, я не знаю. Не знаю, какая именно из его болезней свела его в могилу.

Но радости по поводу его успешной реанимации я уже не испытывал.

Надо ли было спасать человека от лёгкой смерти, чтобы обречь его на медленное и мучительное умирание? Ответа я не знаю до сих пор.

Общее медицинское правило гласит, что необходимо пытаться спасти любую человеческую жизнь. Хотя есть исключение из этого правила – терминальные раковые больные реанимации не подлежат (по крайней мере, в отечественной практике). Но как я мог знать заранее, что реанимирую запущенный рак?

Воспоминания о первой успешной реанимации смешаны в моей памяти с обидным ощущением, что кто-то или что-то над нами (звёзды, например) жестоко посмеялись надо мной, и с горьким чувством тщетности и временности любых человечьих успехов.
20.02.2004

Рецензии

Здравствуйте.Я тоже замечала "истончение кармы" в период около дня рождения. Обязательно начинаешь болеть или быть особо уязвимым. Спасать Виктора Ракова конечно нужно было, ведь вы действовали не ведая о болезни. Даже если бы вы знали о раке, думаю, спасали бы его. Спасибо за рассказ.